Из Сибири (Антон Чехов) аудиокнига онлайн

В 1890 году Чехов отправляется в Сибирь, чтобы затем посетить остров Сахалин — место ссылки осужденных на каторгу. Путешествие по сибирским рекам и дорогам писатель во всей полноте отобразил в своем путевом очерке «По Сибири».
«Боже мой, как богата Россия хорошими людьми. Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливейшей землей».

ПримечаниеДоп инфо: Весной 1890 года Антон Павлович Чехов, направляясь на остров Сахалин, проехал через всю Сибирь. Туда писатель отправился с целью изучения жизни ссыльных на царской каторге. От Тюмени до Томска он намеревался плыть на пароходе.
Из Москвы Чехов выехал 21 апреля 1890 года по железной дороге, затем плыл по Каме пароходом, до Екатеринбурга – снова поездом. Отсюда он 29 апреля запросил телеграфом Тюменское пароходство, когда пойдет пароход на Томск. «Первый пароход пойдет в Томск 18 мая», – ответили из Тюмени, и Чехов, не дожидаясь навигации, решил дальше ехать на лошадях.
Прибыв в Тюмень по железной дороге 3 (15) мая, Чехов остановился не более чем на день, видимо, в лучшей тюменской гостинице с пышным названием «Пале-Рояль» на углу Знаменской и Иркутской (ныне Володарского и Челюскинцев, здание не сохранилось). Этому нет фактических подтверждений, но достоверно точно установлен факт отправки им из Тюмени письма К. Г. Фоти с сообщением о посылке из Москвы книг для Таганрогской городской библиотеки. Здание почтовой конторы сохранилось и в нем до сих пор расположено почтовое отделение.
Из Тюмени Чехов отправился дальше по Сибирскому тракту, о котором отозвался как о «самой большой и, кажется, самой безобразной дороге в мире» через Ишим на Томск.
Путешествие было тяжелым. Весна в 1890 году была холодной, поэтому писатель в Ишиме даже купил валенки. В письмах с дороги к родным Чехов рассказывает о многочисленных дорожных приключениях. Сообщает, что недалеко от села Абатского на его возок налетела тройка. К счастью, он отделался незначительными ушибами.
В жизни старой Сибири Чехов разглядел много темных сторон. Писатель увидел промышленную неразвитость Сибири, недаром «из России везут… сюда и полушубки, и ситец, и посуду, и гвозди». Чехов отметил и своеобразную «культуру» местной интеллигенции: «После первых же двух фраз местный интеллигент непременно уж задает вам вопрос: «А не выпить ли нам водки?» Любопытно, что не понравились Чехову и сибирские женщины: «Женщина здесь также скучна, не умеет одеваться, не поет, не смеется, не миловидна…»
«По сибирскому тракту, от Тюмени до Томска, нет ни поселков, ни хуторов, а одни только большие села, отстоящие одно от другого на 20, 25 и даже на 40 верст. Усадеб по дороге не встречается, так как помещиков здесь нет; не увидите вы ни фабрик, ни мельниц, ни постоялых дворов… Единственное, что по пути напоминает о человеке, это телеграфные проволоки, завывающие под ветер, да верстовые столбы».
Перепало от Чехова и Тюмени:«В Тюмени я купил себе на дорогу колбасы, но что за колбаса! Когда берешь кусок в рот, то во рту такой запах, как будто вошел в конюшню в тот самый момент, когда кучера снимают портянки; когда же начинаешь жевать, то такое чувство, как будто вцепился зубами в собачий хвост, опачканный в деготь. Тьфу»
Нетрудно сделать вывод, что Чехов мог проникнуться стойкой ненавистью к Сибири. Но не таков тридцатилетний классик. Своему старшему брату Александру он признается: «Конечно, неприятно жить в Сибири, но лучше быть в Сибири и чувствовать себя благополучным человеком, чем жить в Петербурге».
В Сибири Чехов нашел и немало хорошего. Объективный бытописатель, он особенно внимателен к подробностям и высочайше оценивает культуру быта и жизни сибиряков. С его точки зрения, Сибирь стоит гораздо выше Европейской России.
Многие страницы очерков и, что особенно интересно, личных писем Чехова посвящены сибирякам, добрым, трудящимся людям, разным, но почти всегда симпатичным. Чехов замечает их несовершенства, но действует согласно старой мудрости: «Понять – простить». Он их понимает и прощает. Отмечена им и межнациональная сибирская гармония.С большой симпатией он отозвался о сибирских крестьянах: «Народ здесь хороший, добрый и с прекрасными традициями». Он нашел, что крестьянки «ласковы, чадолюбивы, сердобольны, трудолюбивы и свободнее, чем в Европе».
Понравились ему и жилища сибирских крестьян:
«Часов в пять утра, после морозной ночи и утомительной езды, я сижу в избе вольного ямщика, в горнице и пью чай. Горница – это светлая, просторная комната, с обстановкой, о какой нашему курскому или московскому мужику можно только мечтать. Чистота удивительная: ни соринки, ни пятнышка. Стены белые, полы непременно деревянные, крашеные или покрытые цветными холщовыми подстилками; два стола, диван, стулья, шкаф с посудой, на окнах горшки с цветами. В углу стоит кровать, на ней целая гора из пуховиков и подушек в красных наволочках; чтобы взобраться на эту гору, надо подставлять стул, а ляжешь – утонешь. Сибиряки любят мягко спать».
«Комнаты у них убраны просто, но чисто… полы выкрашены или устланы самоделковыми холщовыми коврами… Вас не посадят пить чай без скатерти, посуда чистая, квас прозрачен, как пиво, – вообще чистоплотность…»
Сибирский хлеб писатель нашел очень вкусным и убедился, что по всему огромному тракту его пекут прекрасно: «Вкусны и пироги, и блины, и оладьи, и калачи…»
«К чаю мне подают блинов из пшеничной муки, пирогов с творогом и яйцами, оладий, сдобных калачей… Хлеб везде по сибирскому тракту пекут вкуснейший; пекут его ежедневно и в большом количестве».
По душе пришлись ему доброжелательность и сердечность сибиряков: «Среди перевозчиков нет ни одного ссыльного, а все свои. Народ добрый, ласковый. Когда я, переплыв реку, взбираюсь на скользкую гору, чтобы выбраться на дорогу, где ждет меня лошадь, вслед мне желают счастливого пути и доброго здоровья и успеха в делах…».
С уважением отозвался писатель о честности сибирских ямщиков:
«От Тюмени до Томска ни почтовые, ни вольные ямщики не помнят, чтобы у проезжающего украли что-нибудь, когда идешь на станцию, вещи оставляешь на дворе, на вопрос, не украдут ли, отвечают улыбкой…».
Большое впечатление на Чехова произвела сибирская природа. Его удивляла необозримая степь, тянущаяся почти от Екатеринбурга до Томска. «Иртыш широк. Если Ермак переплывал его во время разлива, то он утонул бы и без кольчуги. Тот берег высок, крут и совершенно пустынен…».
И вот вывод, который можно поставить в эпилог всей сибирской поездки Чехова:
«Боже мой, как богата Россия хорошими людьми. Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливейшей землей».
Сибиряки, в свою очередь, не забудут, сколько сильных, прекрасных честных слов написал Антон Павлович о Сибири — больше, чем любой другой классик!..